1. Зоны влияния по доктрине Монро

В своём ежегодном послании Конгрессу в 1923 году Джеймс Монро (1758-1831), пятый президент США, излагает доктрину, которая будет носить его имя и на полтора века определит основы внешней политики Соединённых Штатов.

В то время, когда Красная Армия, отражая гитлеровское нашествие, входит в Европу, Сталин приходит к следующему выводу:

« «Эта война отличается от прошлых войн; тот, кто занимает территорию, устанавливает на ней свою социальную систему. Каждый устанавливает свою систему в той степени, в какой это удаётся сделать его армии: иначе быть не может».  . [1]

В 1946 году, несколько месяцев спустя после окончания гигантской схватки, Эрнест Бевин, один из первых лиц лейбористской партии и министр Иностранных Дел Англии, заявляет о том, что мир может быть разделён на «3 сферы влияния, которые могут быть определены как три зоны доктрины Монро», под ответственность и по соглашению между соответственно США, СССР и Великобританией [2]. В 1961 году во время встречи в Вене Кеннеди, после бесславной авантюры в Плайя-Хирон , делает заявление Хрущёву по поводу результатов и динамики кубинской революции: США не могут потерпеть режим, который может затронуть их гегемонию в «западном полушарии», в «сфере их жизненных интересов», так же как и СССР не потерпел бы «проамериканского правительства в Варшаве»; если мы хотим избежать ядерной катастрофы, нужно, руководствуясь волей народов, уделить внимание поддержанию «равновесия существующей власти»; допускаются только те изменения, которые не «нарушают равновесия мировой власти» [3].

В подходе к международным отношениям со стороны этих трёх государств, кажется, нет значительных расхождений, и нет никакого сомнения, что в советскую зону доктрины «Монро» полностью входит Венгрия, которая при правлении Хорти [4]участвовала в гитлеровской агрессии и впоследствии была оккупирована Красной Армией. В тот момент, когда с этим заявлением выступает американский президент, становится ясным для всего мира и даже для британских руководителей, что отныне сфер влияния только две.

В каждом из этих лагерей политическая система определяется страной-лидером. Старое правило времён религиозных войн cuius regio eius religio («чья страна, того и вера») теперь возрождается с небольшим изменением: cuius regio eius oeconomia (чья страна, того и экономика) [5]. Отношения между обеими сферами мирными никак назвать нельзя. В 1953 году в своей речи на церемонии вступления в должность президента Эйзенхауэр следующим образом оценивает международную обстановку :

« «Свобода противостоит рабству, как свет тени (…) Это придаёт одинаковое благородство французскому солдату, погибшему в Индокитае, британскому солдату, убитому в Малайзии или американскому, отдавшему свою жизнь в Корее» » (in Lott, 1994, p. 304).

И ни слова о борьбе за независимость и национальное освобождение. Вероятно, переиначив это суждение о ценностях на свой лад, советские руководители разделяют этот двойственный и манихейский подход к миру. Всё сводится к двум враждебным лагерям, которые жёстко централизованы или стремятся к этому. Каждый из двух великих антагонистов берёт на себя управление своим лагерем, пытаясь представить себя в наиболее благоприятном свете: «Мы, американцы, - заявляет Эйзенхауэр, - признаём и соблюдаем различие между мировым лидерством и империализмом» [6]. Сталин старается быть ещё более убедительным, когда год спустя заявляет об «авангардной роли» своей партии и своей страны, называет их «передовым отрядом международного коммунистического движения», и указывает на то, что после победы революции в Европе и в Азии КПСС и СССР смогут наконец-то играть направляющую роль совместно с другими коммунистическими партиями и государствами [7]. По иронии судьбы Сталин в число стран, составляющих авангард мировой революции, включает Венгрию и Чехословакию, которые Большой Брат впоследствии грубо призовёт к порядку..

Конечно, американские и советские лидеры знали о существовании внутри каждого из лагерей национальных противоречий. В начале 50-х годов, когда государственный секретарь США Фостер Даллес выражает свою солидарность с государствами-узниками Западной Европы, Сталин пытается использовать в антиамериканском смысле национальный вопрос не только в отношении колониальных и бывших колониальных стран, но и в отношении самой Европы, призывая коммунистические партии «выше поднять» «знамя национальной независимости и национального суверенитета (…), утопленные» буржуазными правителями [8]. Как с той, так и с другой стороны, национальный вопрос воспринимается и используется в качестве инструмента внешней политики по отношению к лагерю противника. Напротив, те, кто затрагивает национальный вопрос внутри собственного лагеря, считаются заражёнными отсталой идеологией и национализмом, который косвенно или напрямую и сознательно играет на руку врагу. Если СССР призывает к бдительности и борьбе с идеями Тито, США несколько лет спустя принимают меры по изоляции сторонников де Голля.

Оба лагеря вступили в конфронтацию, в которой допустимы любые удары. Эйзенхауэр разделяет вывод, к которому пришёл генерал Джеймс Дулиттл:

« «Теперь стало ясно, что перед нами враг, заявленной целью которого является мировое господство… В этой игре не существует правил. Принятые до сих пор правила поведения больше не действуют… Мы должны научиться… бить, совершать диверсии и уничтожать наших врагов более совершенными, более умудрёнными и более эффективными способами, чем те, которые они используют против нас»  » [9].

Нет нужды добавлять, что и советские лидеры приходят к аналогичному заключению. Так разразилась «холодная война», которая в любой момент могла стать такой горячей, что расплавила или почти расплавила бы всю планету. В январе 1952 года, чтобы разблокировать ситуацию и быстро положить конец бушующей войне в Корее, Трумэн лелеет радикальную идею, которую он даже вносит в свой дневник: можно предъявить СССР и народной республике Китай ультиматум с чётким требованием согласно которому, в случае отказа от выполнения требований, «Москва, Санкт-Петербург, Мукден, Владивосток, Пекин, Шанхай, Порт-Артур, Далянь, Одесса, Сталинград и все промышленные центры Китая и Советского Союза будут уничтожены» [10]. Речь не идёт о личном мнении: в разгар войны в Корее атомным оружием не раз угрожали Китайской Народной Республике, и эти угрозы оказывались очень действенными ввиду сохранившихся в памяти двух городах Хиросима и Нагасаки, на которые были сброшены атомные бомбы накануне капитуляции Японии, что по мнению многих историков знаменовало собой истинное начало «холодной войны».

2. 2. Национальная революция, идеи Тито и логика холодной войны

За год до того, как в Венгрии разразилась революция, Эйзенхауэр приступает к претворению в жизнь программы реконструкции автомобильных дорог, которые он рассматривает также и как средство быстрой эвакуации населения городов на случай ядерного конфликта. Существующая система, предостерегает американский президент, «ведёт мир к смертельному тупику» [11]. США лишились монополии на атомное оружие, но стратегическая инициатива безусловно продолжает оставаться в их руках. Ссылаясь на Западную Европу, Даллес во время избирательной кампании в 1952 году жёстко критикует «негативную политику «сдерживания» и «нейтралитета», которая рискует довести «нации-узники» до отчаяния. Соединённые Штаты, наоборот, должны «публично указать, что они стремятся и способствуют приходу освобождения». Значит, необходима «смелая политика» : «A Policy of Boldness» - трубит заголовок статьи, опубликованной в журнале Life [12]. Некоторое время спустя, выступая в Конгрессе в качестве Государственного секретаря, Даллес уточняет свою мысль: речь идёт об «использовании любого случая, который только может представиться», в продвижении дела «освобождения» с помощью политики и действий на «грани войны» [13]. Не исключено, что он при этом имел в виду и интенсификацию операций, проводившихся уже несколько лет, по рекруту «эмигрантских батальонов», которые засылали в восточную Европу для организации диверсий, а также для укрепления и поддержки вооружённых восстаний. Попытки такого рода уже осуществлялись, впрочем безуспешно, в отношении Албании. Однако «в конце 1952 года шифрованные радиограммы из Албании кажутся обнадёживающими: агенты докладывают об успехах в организации движения сопротивления и просят более ощутимой помощи», которая была им незамедлительно оказана, хотя это и не помогло избежать полного краха операции [14].

Похоже, первым, кто переведёт это военно-политическое противостояние в идеологическую плоскость, будет Ватикан. «Крестовый поход Объединённых Наций», - объявил Черчилль в письме к Эйзенхауэру 19 марта 1953 года [15]. Но этот вопрос в тот момент приобретает явно религиозное толкование. В октябре 1956 года, как раз накануне венгерского восстания, папа Пий XII причисляет к лику святых Иннокентия XI, который в конце 17-го века возродил традицию крестовых походов, призвав европейские и христианские державы (включая протестантскую Англию Вильгельма III Оранского) вместе выступить против Оттоманской империи. Актуальность заявления своего магистрата особенно ярко подчёркнута римским папой Пачелли: победа Европы, объединённой под «христианским символом», освободила Вену и положила начало последовательному освобождению Будапешта [16]. Людовик XI, который своей вредной реальной политикой положил конец крестовым походам, кажется, реинкарнован в западных политиках, расположенных к компромиссу в отношении к СССР, то есть колеблющихся принять политику «освобождения».
Между коммунизмом и исламом проводится чёткая параллель. В конце 1956 года кардинал Тиссеран, декан Sacré Collège, заявляет, продолжая мысли Иннокентия XI :

« «Сегодня христианский мир стоит перед не меньшей угрозой, чем во времена осады Вены, когда Будда служил военной основой державе, одержимой захватническими идеями и поставившей цель нанести последний удар Империи, которая была не только германской, но Святой и Римской» » [17].

В беседе с бельгийским послом у Святого Престола кардинал Тиссеран заявляет, что «учение Магомета имеет (…) глубокое сходство с учением Советов» [18].

«Смелая политика», провозглашённая Даллесом, проводится также и страной, возглавляющей социалистический лагерь. 4 июля 1956 года Эйзенхауэр даёт зелёный свет разведывательным полётам над территорией СССР, который в этот момент и до 1960 года ещё не способен сбивать американские самолёты-разведчики U-2. Периодические протесты о нарушениях воздушного пространства и территориальной целостности остаются безответными и порождают комплекс фрустрации и унижения, а также тревожное состояние, тем более, что эти полёты обеспечивают, по словам американского историка ЦРУ, «сбор информации не только по строительству объектов стратегических вооружений, но и морских баз, промышленных комплексов, железнодорожных линий, снимков местности, необходимых для изготовления подробных карт для использования американской авиацией» [19].

Именно в этом контексте следует рассматривать события в Венгрии. Был ли неизбежным их катастрофический исход? Вопрос этот законный и даже справедливый: его поставил историк, которого можно считать исключительным на том основании, что он был государственным деятелем первого плана. Восстановим эти события поэтапно вместе с Генри Киссинджером. До венгерских событий попытка национальной революции была осуществлена в Польше. Но там путём формирования правительства Гомулки достигается компромисс, в результате чего устраняются наиболее унизительные и одиозные аспекты контроля со стороны Большого Брата.
В течение ряда лет аналогичный компромисс, а возможно и ещё больший, намечается в Будапеште, тем более, что СССР с этот момент проводит политику сближения с Югославией, возглавляемой Тито. Эта тенденция уважения национального суверенитета получает распространение во всём социалистическом лагере. 28 октября танки Большого Брата начинают отступать: советские лидеры, кажется, вынуждены согласиться с рождением «Венгрии наподобие титовской Югославии» [20]. Документы и информация, поступающие из России, свидетельствуют о сомнениях и неуверенности, которыми сопровождалось использование силы. Стенограммы, сделанные В.Н Малиным, заведующим общим отделом ЦК КПСС, во время заседаний и консультаций с руководителями «братских» партий, говорят о том, что Хрущёв знал о поддержке, которую оказывали «рабочие», и не хотел оказаться на месте французов и англичан, которые в это время бесчинствовали в Египте, поэтому ещё 30 октября принимает решение о «выводе войск» «мирным путём» и проведении «переговоров» [21]. Спрашивается, зачем же тогда 4 ноября были введены войска? Маловероятно, что это решение было принято путём дискуссий внутри КПСС и международного коммунистического движения. Этому в какой-то мере содействовали события на Среднем Востоке. Они отвлекали общественное мнение от событий в восточной Европе. Кроме того, зачем СССР должен был проявлять сдержанность, тогда как Великобритания и Франция, наложив вето на резолюции ООН, продолжали в сотрудничестве с Израилем вести войну против Египта?

Однако для того, чтобы понять причины советской интервенции, необходимо также проанализировать события в самой Венгрии. Несмотря на предпринятые компромиссные меры, волнения продолжаются. Они подстрекаются радиопередачами, транслируемыми с Запада, Такие передачи представляют собой один из главных аспектов холодной войны. Они не просто средства пропаганды. Для обоих сторон, ввергнутых в конфликт, они становятся психологическим оружием, а стратегия психологической войны (Psychological Warfare Workshop) становится одной из главных задач, которые ставит перед собой ЦРУ [22]. ]. В ноябре 1945 года американский посол в Москве Гарриман объявил о размещении мощных радиостанций, способных вести передачи на всех языках Советского Союза [23]. Во время венгерского восстания передачи Радио Свободная Европа становятся подстрекательскими, и в дополнение к мощному передатчику в Мюнхене на территории Венгрии начинает подпольно вести передачи ещё целая дюжина радиостанций малой мощности [24]. Вот как было прокомментировано 29 октября назначение Имре Надя на пост премьер-министра:

« «Имре Надь и его соратники хотят повторить историю с троянским конём. Они нуждаются в перемирии для того, чтобы действующее правительство в Будапеште смогло оставаться у власти как можно дольше. Те, кто борются за свободу, должны свергнуть это правительство, и для этого ни на миг нельзя терять из вида планы, которые оно выстраивает». ».

На следующий день, 30 октября, Имре Надь кладёт конец коммунистической монополии и однопартийному режиму, формируя коалиционное правительство, в котором представлены все партии, принимавшие участие в выборах 1946 года. Эти выборы предшествовали приходу коммунистического режима. Национальная революция достигла своих целей, однако радио Свободная Европа продолжает свою беспощадную агитацию:

««Министерство обороны и министерство Внутренних Дел всё ещё находятся в руках коммунистов. Борцы за свободу! Не допустите, чтобы это продолжалось. Не складывайте оружие»  » [25].

Позже Имре Надь будет тайно казнён , но в данный момент передачи радио ЦРУ развязывают против него неистовую кампанию. Человеку, у которого «руки в крови», нельзя доверять, и с ним нельзя заключать никакого перемирия. То есть: «Кто предатели (…) Кто убийцы? Это Имре Надь и его правительство (…) Один кардинал Миндженти повторял неустанно (…) Имре Надь москвич до мозга костей» [26].

В 1956 году журнал Time назовет «человеком года» венгерского «борца за свободу». В 2011 году этот же журнал сделает то же самое, но на этот раз по отношению к манифестантам «арабской Весны».

В порыве непреднамеренного юмора сегодняшний директор (в 1994 году, примеч. переводчика) радио Свобода сожалеет, о том, что «прохладно» отнеслись сорок лет назад «по отношению к правительству Имре Надя!» [27]. Но вернёмся к событиям 1956 года. СССР вводит войска, когда приходит к заключению, что Надь всего лишь временная фигура, и за его спиной стоят другие персонажи и они готовы взять власть. Беспрестанные призывы к насилию радио Свободная Европа пользуются особой популярностью, ввиду того, что никаких призывов к умеренности и политическому реализму из Вашингтона не поступает. Киссинджер замечает: «Соединённые Штаты не поясняют в чём будет состоять их помощь новому и неопытному венгерскому правительству. Они не используют многочисленные каналы, находящиеся в их распоряжении, и не дают венграм советов о том, как им консолидировать свои успехи, прежде чем предпринять дальнейшие и бесповоротные шаги» [28].

Странно и удивительно, что американские власти не предпринимают никаких усилий по пресечению советского наступления, которое перед лицом очевидного коллапса коммунистического режима и серьёзного кризиса миропорядка, закреплённого ялтинской конференцией, всё чётче просматривается на горизонте событий: «Москве не было заявлено, что использование силы отрицательно скажется на отношениях с Вашингтоном (…) Во всяком случае, администрация Эйзенхауэра не предприняла никаких усилий по сдерживанию советской интервенции (…) Кремль ничем не поплатился за свои поступки, даже в экономическом плане» [29].

В своём выступлении в Конгрессе Даллес подтвердил, что американская политика «освобождения» должна быть решительно продолжена, но так, чтобы не вызвать «всеобщую войну» или «восстание, которое было бы подавлено кровавыми мерами» [30].Наоборот, во время восстания радио Свободная Европа не только постоянно призывала повстанцев к насильственным действиям, но и давала понять, что Запад не преминёт оказать им помощь. Теперь понятно, почему на недавней конференции в Будапеште, посвящённой событиям сорокалетней давности, старый комбатант считает, что передачи радио ЦРУ ответственны за «гибель тысяч молодых венгров» [31].

Негодование повстанца можно понять, во всяком случае, оно проливает свет на реальную проблему: не является ли яркий контраст между подстрекательством радиопередач и чрезмерной осторожностью американской администрации следствием дезорганизации и отсутствия координации между политическим руководством и дирекцией радио Свободная Европа? Этот тезис Киссинджера не очень убедителен, особенно если учесть тот факт, что руководит ЦРУ в этот момент Аллен Даллес, брат Государственного Секретаря Джона Фостера Даллеса. В любом случае, эта «дезорганизация» выявляет определённую и достаточно строгую логику: появление титовской Венгрии, что послужило бы американской победе в холодной войне, приведёт к яростной бесперспективной конфронтации и кровавому подавлению национальной революции.

Киссинджер замечает далее: «После кровавого террора Янош Кадар мало-помалу начинает следовать по пути, намеченному Имре Надем, «хотя и не ставит вопрос о выходе из Варшавского Договора» [32]. В это время СССР сильно дискредитирован в глазах международного общественного мнения, а «социалистическом лагере» всё более и более обостряются внутренние противоречия.

3. 3. Коммунистическое движение и национальный вопрос

События в Венгрии представляются как воплощение и историческая метафора всего международного коммунистического движения. В марте 1919 года Бела Кун приходит к власти при всеобщем национальном консенсусе, включая и буржуазию. Народ видит в коммунистах единственную силу, способную сохранить территориальную целостность страны, которой угрожают манёвры Антанты, пытающейся создать санитарный кордон против СССР, давая зелёный свет захватническим намерениям Чехословакии и Румынии [33] ; Не зря считается, что «эта мирная революция была результатом уязвлённой национальной гордости» [34].Накануне прихода к власти Бела Кун лидер социалистической партии Александр Гарбай заявил:

« «В Париже готовятся заключить империалистический мир (…) С Востока мы не ждём ничего, кроме мира-диктата (…) Антанта вынудила нас следовать по новому пути, который благодаря Востоку обеспечит нам то, что не позволил Запад» ». [35]

Сам Бела Кун видит в «национальной фазе» венгерской революции предшественника истинно «социальной революции» [36]. Спустя соток лет всё оказалось наоборот: 1-го ноября 1956 года «национальную революцию» провозглашает Имре Надь [37] ;и венгры думают, что смогут её осуществить повернувшись в этот раз на Запад. Как и после Второй Мировой Войны, когда национальные чувства Венгрии были ущемлены (после этого правительство Бела Кун будет свергнуто) введением санитарного антисоветского кордона, точно так же эти чувства будут грубо растоптаны введением санитарного контр-кордона, который СССР воздвигает против Германии и НАТО.

История венгерского коммунистического движения есть история всего международного коммунистического движения. В ней много противоречий и парадоксов. И она не может быть осмыслена, если не принять в расчёт «огромную важность национального вопроса» [38].Это слова Ленина, который в полемике с Каутским подчёркивает, что национально-освободительное движение может возникнуть не только в порабощённых странах, но и в Европе и даже в центре Европы, в наиболее развитых капиталистических метрополиях. Экспансия коммунистического движения совпадает со способностью возглавлять национально-освободительные движения: наиболее пафосной страницей скорее всего является Длинный Путь китайских коммунистов, которые преодолевают в драматической ситуации тысячи километров, чтобы разбить японских захватчиков, но в то же время думают о «великой патриотической Войне» против гитлеровской армии (вознамерившейся построить на Востоке колониальную империю Третьего Рейха), что позволяет Сталину причинять, по крайней мере в течение нескольких лет, моральные и физические страдания и проводить политику террора в отношении национальных меньшинств. Национально-освободительное движение даёт о себе знать также и в развитых капиталистических государствах. В 1916 году, когда Ленин приходит к выводу об империалистическом характере первой мировой войны, он считает тем не менее, что если бы она закончилась «победой наполеоновского типа и подчинением всех государств, способных на самоопределение (…) тогда в Европе была бы возможна великая национально-освободительная война» [39]. Описанная ситуация заканчивается двадцать лет спустя, и искоренение коммунистов в таких странах, как Франция и Италия не может быть объяснено, если не учитывать их способность интерпретировать и переводить партизанское Сопротивление в национально-освободительное движение.

Тем не менее, национально-освободительное движение, которое драматическим образом выливается в венгерское восстание, играет решительную роль в разрушении «социалистического лагеря» и самого Советского Союза. Обратимся к наиболее серьёзным моментам кризиса и дискредитации «реального социализма» : 1948 год (разрыв СССР с Югославией), 1956 год (ввод войск в Венгрию), 1958 год (ввод войск в Чехословакию), 1981 год (военное положение в Польше, чтобы предотвратить возможный ввод войск «братского» СССР и помешать движению оппозиции, которое находит широкую поддержку ввиду призыва к национальной идентичности, попранной Большим Братом). В основе всех этих кризисов лежит национальный вопрос. И не случайно развал социалистического лагеря начался на периферии империи, в странах, которые издавна не выносили ограниченного суверенитета, который им навязывали. А в самом Советском Союзе ещё до непонятного «государственного переворота» в августе 1991 года решительный толчок окончательному распаду был дан волнениями прибалтийских республик, в которые социализм был «экспортирован» в 1939-40 годах. В некотором смысле, национально-освободительное движение, которое в значительной степени способствовало победе Октябрьской революции, ознаменовало также и конец исторического периода, который был ею порождён.

Фидель Кастро, подытоживая свой жизненный путь, приходит к следующему замечательному выводу: «Мы, социалисты, совершили ошибку, недооценив значение национализма и религии» [40] (нельзя забывать, что религия сама по себе может играть существенную роль в построении национальной идентичности: возьмём к примеру такие страны, как Польша и Ирландия, а сегодня можно привести в пример исламский мир) [41].

Здесь, по-видимому, следует напомнить одну из страниц ясных и прозорливых трудов Ленина, в которой большевистский руководитель указывает, что национальный вопрос сохранит своё значение и после победы социализма в одной или нескольких странах, так как не исключено, что победивший пролетариат и далее будет поддерживать шовинистические и гегемонистские тенденции, и тогда «будут возможны либо революции, направленные против социалистического государства, либо войны» [42].

Тольятти [43] в свою очередь, кажется, не придаёт «большой значимости национально-освободительному движению» даже в рамках социалистического лагеря, когда он присоединился к позорному осуждению Иосифа Брос Тито в 1948 году и Имре Надя в 1956. Однако, следует отметить, что оппоненты в составе ИКП не проявляют большей ясности, а порой демонстрируют полное непонимание без какой либо тени сомнения. И даже когда он ликвидирует его как Вандею, коммунистический руководитель продолжает сознавать, что венгерская национальная революция стремится в этот момент и в этом контексте подчиниться силам, которые не ограничатся дискуссией о «сталинизме». Эта позиция Тольятти воспринимается «сто одним» общественно-политическим деятелем, подписавшим протестный манифест, как стремление «опорочить венгерский рабочий класс» [44]. Конкретному историческому анализу, хотя он и был искажён недооценкой национально-освободительного движения, было, таким образом, противопоставлено представление о рабочем классе как созидательной силе, которая своим физическим присутствием гарантирует прогрессивный и социалистический характер движения.

Сегодня фундаментальные основы трагедии 1956 года представляются совершенно ясными. С одной стороны, страны восточной Европы чувствуют угрозу свей территориальной целостности и своему существованию со стороны более могущественных соседей и видят, что принцип национальной независимости и государственного суверенитета попран СССР. С другой стороны, Советский Союз использует «экспорт» социализма как инструмент расширения и укрепления санитарного контр-кордона, который он считает крайне необходимым, руководствуясь горьким опытом Второй Мировой Войны и разразившейся после неё холодной войны.

В жестокой реальности этого конфликта манифест «сто одного» деятеля отражает собой образ всего народа, который во имя истинного социализма восстаёт против «сталинизма», против режима, корнями которого служат лишь капризы тирана.

В этом отношении можно привести один показательный эпизод. В 1965 году, почти десять лет спустя после разрыва с коммунистической партией в «незабываемом» 1956 году, Азор Роза [45], публикует свою книгу Scrittori e popolo (Писатели и народ). В ней он осуждает «политику национального единства», которой следовала ИКП во время Сопротивления, «эту стратегию, которая впоследствии приведёт к пониманию итальянского пути к социализму как неизбежно связанному с установлением Конституции и буржуазными реформами». Он осуждает и Тольятти, который после возвращения из ссылки заявляет, что «рабочий класс никогда не был чужд интересам нации»; все коммунисты обвиняются с одной стороны в использовании категорий и лозунгов Сталина, а с другой стороны, в том, что они являются «последними запоздалыми представителями» гарибальдийцев, кардуччийцев и мадзинийцев [46].Сегодня, когда вновь перечитываешь эти обвинения, приходится только вздыхать: Ах! Если бы Сталин и Тольятти действительно придерживались ориентации, которая сегодня им так безжалостно ставится в вину! Вместо критики их ошибок в отношении национально-освободительного движения в Восточной Европе, Азор Роза и многие другие «диссиденты» лучше бы упрекали Сталина и Тольятти в том, что они не уделяли достаточного внимания национально-освободительному движению в Западной Европе!
С таким представлением, которое не учитывает или не признаёт геополитику, равно как и историю, секретарь ИКП не мог согласиться. Он знал, так или иначе, что спецподразделения ЦРУ «были уже наготове в Будапеште в момент восстания и они поддерживали венгерских повстанцев, а точно такие же были внедрены в Праге и Бухаресте» [47] ;

С таким представлением, которое не учитывает или не признаёт геополитику, равно как и историю, секретарь ИКП не мог согласиться. Он знал, так или иначе, что спецподразделения ЦРУ «были уже наготове в Будапеште в момент восстания и они поддерживали венгерских повстанцев, а точно такие же были внедрены в Праге и Бухаресте» [48]Коммунистический лидер знал, что вся бывшая шпионская сеть Третьего Рейха в восточной Европе перешла в подчинение ЦРУ, которое с его помощью организовало совместные полувоенные операции по всей восточной Европе и в Советском Союзе в конце 40-х и начале 50-х годов [49] ; За девять лет до этого, в начале 1947 года, во время гоминдановских репрессий против жителей Тайваня, было уничтожено около 10 000 человек [50] За девять лет до этого, в начале 1947 года, во время гоминдановских репрессий против жителей Тайваня, было уничтожено около 10 000 человек [51]. ]. В 1956 году Чан Кай-Ши продолжал пользоваться полной поддержкой США, признавшими его единственным законным представителем китайского народа! Это были годы, когда такие «промышленники, как Витторио Валетта», для заключения торгового договора с советским предприятием должны были ехать в Вашингтон за разрешением» [52] : И как можно при этом принимать всерьёз упрёки из газет, принадлежавших этим промышленникам , о нарушении суверенитета стран восточной Европы? Протестовали ли они против вторжений ЦРУ, несколько лет спустя, в Иран и Гватемалу, в результате которых более или менее демократические правительства были свергнуты и заменены на проамериканские?

4. 4. Третий мир и осознание национального вопроса

Тройка лидеров движения неприсоединения Насер, Тито и Неру на Бриунах в 1956 году

Именно такими были доводы Тольятти и значительной части всех западных коммунистических лидеров, которые, впрочем, не были изолированы от мирового общественного мнения. В ООН представители неприсоединившихся стран, таких как Индия и Югославия, осуждают Англию и Францию за авантюру в Суэцком канале, но проявляют осторожность и сдержанность в отношении советской интервенции в Венгрию. Причину такого различия позиций не следует искать в изобретательности или двуличии. В действительности руководители неприсоединившихся стран имеют чёткое представление о значимости национального вопроса в восточной Европе. В своей речи, произнесённой 11 ноября 1956 года в городе Пола, Тито проводит связь между событиями в Венгрии и Польше и тем, как СССР обошёлся с Югославией в 1948 году:

«Давайте вспомним 1948 год, когда впервые Югославия дала Сталину жёсткий ответ, заявив, что она хочет быть независимой и сама определять своё будущее, и что социализм в нашей стране никому не может служить основанием для вмешательства в наши внутренние дела (…) Мы предупреждали, что тенденции, которые вызвали в Югославии такое мощное сопротивление, существуют во всех странах, и со временем они тоже смогут проявиться в этих странах (социалистического лагеря) и тогда ситуация станет гораздо более сложной и с нею будет труднее справиться!»
 [53].

Позднее Неру, перед тем, как подвести черту, скажет: «События 1956 года показывают, что коммунизм, если он навязан извне, не может долго просуществовать. Я хочу сказать, что если коммунизм идёт вразрез с национальными представлениями, он не будет принят» [54].

Китайские лидеры, если даже и поддерживают, а, может быть, и подталкивают советскую интервенцию в Венгрию, тем не менее озабочены «шовинистическими тенденциями великой нации», и не обвиняя при этом конкретную страну, они возводят эту тенденцию в исторические и философские рамки:

« «Международная солидарность коммунистических партий есть совершенно новый тип отношений в истории человечества. Естественно, что её развитие не может быть лишено трудностей (…) Когда отношения между коммунистическими партиями основаны на равенстве прав и их теоретическое и практическое единение осуществляется посредством настоящих консультаций, а не формально, их солидарность крепнет. Напротив, если одна партия навязывает своё мнение другим или если одни партии позволяют себе вмешиваться во внутренние дела других, вместо того, чтобы подсказать или по-братски покритиковать, их солидарность ставится под угрозу. Тот факт, что коммунистические партии социалистических стран взяли на себя ответственность по управлению государством, и межпартийные отношения превращаются в межгосударственные, должное регулирование этих отношений становится проблемой, требующей предельной осторожности » [55].

Впрочем, с самого начала холодной войны Мао Цзе Дун предвидел, что разделение мира на два лагеря усложнит международные отношения, обострит противоречия в нём и в действительности будет способствовать доминированию одних над другими. Во время беседы с американской журналисткой коммунистической ориентации (Анна Луи Строун) в 1946 году китайский коммунистический лидер заявил:

« «Соединённые Штаты и Советский Союз разделены друг от друга обширной территорией, которая включает в себя многие капиталистические, колониальные и полуколониальные страны Европы, Азии и Африки. Пока американские реакционеры не подчинят себе эти страны, о нападении на Советский Союз не может быть речи. (Соединённые Штаты) с давних пор контролируют Центральную и Южную Америку и пытаются осуществлять контроль даже над всей британской Империей и Западной Европой. Под разными предлогами Соединённые Штаты принимают односторонние масштабные решения и во многих странах размещают свои военные базы (…) Теперь (…) не Советский Союз, а страны, в которых размещены эти базы, первыми испытывают на себе американскую агрессию» [56].

То есть размахивая знаменем крестового похода на Советский Союз, США в то же самое время брали под свой контроль самих «союзников». Именно в этом смысле следует понимать предостережение 1956 года о «шовинизме великой нации».

Однако советские руководители не уделили должного внимания этому предостережению. Наоборот, преемник Хрущёва Брежнев пойдёт ещё дальше и будет теоретизировать о «международной диктатуре пролетариата», то есть об ограничении суверенитета стран, входящих в международное социалистическое сообщество, которое отныне становится единым формированием с центром в Москве. На этот счёт Мао и китайские коммунисты дадут тот же самый ответ, какой они дали в 1946 году США.

Тогда почему руководители неприсоединившихся и близких к Третьему миру государств демонстрируют свою приверженность курсу, проводимому СССР? Тито, который в 1948 году сумел оказать сопротивление Сталину и который несколько лет спустя способствовал распространению в Восточной Европе «титовских» устремлений, жестоко подавленных правящими элитами, тесно связанными с Москвой, приходит восемь лет спустя к выводу о том, что вторая советская интервенция в Венгрию «несмотря на возражения против вмешательства (…) была необходима»
.
 

5. Восточная Европа, Средний Восток, Дальний Восток

В 1956 году египетский президент Насер национализирует Суэцкий канал. В ответ на это Франция и Англия высаживаются в Порт-Саиде и берут канал под контроль. Протесты Советского Союза и давление Соединённых Штатов вынуждают их уйти из Египта.

Как объяснить этот парадокс? Кризис в Восточной Европе оказывается тесно переплетён с кризисом на Среднем Востоке, и не только из-за того, что Великобритания и Франция, захватившие Суэцкий канал, стоят в первых рядах крестового нашествия на СССР. Даллес отказывает Насеру финансировать ассуанскую плотину после того, как последний принимает вооружение, поступающее из Чехословакии, о чём стало известно из доклада Хрущёва, который Моссад передала ЦРУ и публикация которого положила начало кризису 1956 года [57]. Кризисы в восточной Европе и Среднем Востоке оказываются переплетёнными с кризисом, который возникает на Дальнем Востоке. Насер вызывает гнев американского государственного секретаря тем, что Египет дипломатически признаёт Народную Республику Китай. США тогда стараются изолировать и блокировать всеми способами попытки азиатской державы осуществить национальное воссоединение, оставив позади десятки или сотни лет колониального унижения. Китай прежде всего намерен присоединить два острова Куэмой и Мацу вблизи острова Тайвань, которые, как подчёркивает Черчиль в письме Эйзенхауэру, датированному 15 февраля 1955 года, «расположены в прибрежной зоне» и «юридически принадлежат Китаю», который преследует «явные национальные и военные цели», то есть ликвидировать плацдарм, который мог бы облегчить вторжение на континентальный Китай (армии Чан Кай-ши, размещённой на Тайване и вооружённой и поддерживаемой США» [58].

Указанные соображения не мешают американскому президенту бряцать атомной бомбой. Руководители Китайской Народной республики не единственные, кто не чувствует себя в безопасности. Вернёмся к речи Эйзенхауэра на церемонии вступления в должность президента, в которой он выражает свою поддержку французам, развязавшим войну в Индокитае. Эта поддержка не только политическая. В 1954 году расходы на военное присутствие Франции на 80% покрываются Соединёнными Штатами [59]. Военный аспект наиболее важен. В своих мемуарах бывший председатель французского Национального Совета Сопротивления Бидо сообщает, что накануне битвы при Дьен Бьен Фу Даллес ему предложил: «А что если мы дадим вам атомную бомбу?» (разумеется, чтобы ею сразу же воспользоваться) [60].

Теперь становится понятной позиция, занятая в 1956 году руководителями неприсоединившихся стран и стран Третьего Мира. Сознавая национально-освободительный характер венгерской революции, они приходят к убеждению, что главная угроза движению освобождения и национальной независимости исходит от Запада, и не только потому, что там находятся две такие явно колониальные державы, как Англия и Франция, но и по причине политики, проводимой США в Азии.
Нужно отметить, что на Дальнем Востоке и на Среднем Востоке американская и британская политика термит полный крах. На Дальнем Востоке США предостерегают против нового Мюнхена Эйзенхауэр отвечает Черчиллю:
«Позволите мне сослаться на историю. Не действуй мы в союзе и в нужное время, нам не удалось бы одолеть Хирохито, Муссолини и Гитлера. Это было началом многолетней печальной трагедии и отчаянной опасности. Научил ли чему-нибудь наши нации этот урок?» [61].

По поводу Суэцкой войны Иден напрасно пытается прибегнуть к исторической аналогии: «Насер параноик и у него такой же менталитет, как и у Гитлера» [62]. Иногда египетского лидера сравнивают с Муссолини, но лишь ради того, чтобы обрисовать его как слугу истинного Гитлера, заправляющего делами в Москве (Хрущёв), и чтобы показать его раболепие, которое сродни тому, которое итальянский дуче выражал немецкому фюреру. Именно в этом смысле Иден определяет Насера как «что-то вроде мусульманского Муссолини» [63]. Одно остаётся ясным для руководителей Великобритании (и Франции): любое послабление или компромисс в отношении прав Англии на Суэцкий канал означало бы возобновление катастрофической политики «умиротворения», которую в своё время поддерживал Гитлер, стремясь к мировому господству. Но и Соединённые Штаты не позволяют себе остаться в стороне, они готовы подменить на Среднем Востоке своих западных «союзников». В разговоре с Эйзенхауэром Даллес подчёркивает, что не столь важен Суэцкий канал, по которому разгорелись страсти, гораздо важнее « Алжир для Французов и Персидский Залив для англичан» [64].То есть первые хотят преподать урок насеровскому Египту, чтобы воспрепятствовать и подавить национально-освободительное движение в Алжире, а вторые усилить свой контроль над зоной, имеющей большое стратегическое значение и богатой нефтью.

Американская администрация непреклонна. Если, по мнению вышеупомянутого Киссинджера, за ввод войск в Венгрию СССР ничем так и не поплатился, даже в экономическом плане, Великобритания в результате своей авантюры в Египте оказалась перед следующей ужасной дилеммой:

« «Вашингтон грубо напомнил Англии о её финансовой зависимости, распродавая свои фунты стерлингов. Эта атака осуществлялась с такой скоростью, что, как пишет Иден в своих мемуарах, «могла привести нас к катастрофе». Напрасными окажутся его попытки соединиться с Эйзенхауэром по телефону. Это был как раз день выборов, и всё, что он получил, было всего лишь сообщение его посла из Вашингтона, согласно которому, если падение курса фунта стерлинга продолжится, Соединённому Королевству грозит банкротство»  » [65].

Эта операция была настолько жёсткой, что для тех, кто её испытал на себе, она оказалась совершенно неожиданной. Некоторые не упустят случай предположить, что США «подставили ловушку своим союзникам, развязав им руки, или даже вежливо их подталкивая с тем, чтобы в итоге придти им на смену». Более «смелым» или даже фантастичным представляется суждение Фонтена, исследователя истории холодной войны, которого мы уже цитировали [66]. Остаётся тем не менее непонятным факт, почему США были более непреклонны к своим союзникам, Великобритании и Франции, чем к Советскому Союзу.

В действительности, в этот момент американская администрация испытывала «фрустрацию» из-за «постоянного британского присутствия в этом регионе». Свержение в июле 1954 года Фарука группой «Свободные Офицеры» обусловлено не только «участием Вашингтона в государственном перевороте», но также и «попытками Соединённых Штатов, без согласия англичан, переориентировать политику Египта» [67]. Показательно, что Суэцкий кризис заканчивается провозглашением доктрины Эйзенхауэра, исходя из которой «Соединённые Штаты рассматривают независимость и территориальную целостность стран Среднего Востока как жизненно важное условие для обеспечения своих национальных интересов и сохранения мира во всём мире» и заявляют о своей готовности использовать военную силу для достижения этих целей [68]. Par une ironie de l’histoire, c’est По иронии судьбы именно после провозглашения этой доктрины на Среднем Востоке происходят колоссальные потрясения. Географическая карта там постоянно перечерчивается: Египет, Сирия, Ливан вынуждены уступить свои территории Израилю, поддерживаемому США, которые и сегодня (в 1996 году, прим. переводчика) ввязываются в военные операции и намерены расчленить Ирак. Но несмотря на кажущиеся отличия, всё это не противоречит доктрине Эйзенхауэра, которая по существу знаменует собой переход имперского контроля стратегически особо важной зоны от Великобритании к США.

6. Единая зона доктрины Монро после «Третьей мировой Войны »

Период с 1945-46 годов до крушения СССР один американский автор, который несколько десятилетий работал в ЦРУ, предпочитает называть «Третьей мировой Войной» [69]. Название «холодная война» не отражает сути, и не только потому, что в периферических зонах она оказывается ужасно горячей. Что касается прямой конфронтации между двумя главными антагонистами, хотя непосредственно видимым фронтом являются политико-дипломатические, экономические и пропагандистские баталии, не будем терять из вида грозную железную руку [70] которая хотя и не доходила до прямой и всеобщей конфронтации, тем не менее не была лишена последствий. Речь идёт о настоящем испытании на прочность экономики и политики враждебной страны, и всей её структуры. Это испытание силой, направленной на разрушение альянса или враждебного «лагеря». Когда в 1958 году вновь разгорается кризис в отношении островов Куэмой и Мацу, СССР, сознавая явное превосходство США, ограничивается тем, что гарантирует Китаю защиту, которая не выходит за пределы континентальной территории, и великая азиатская держава вынуждена отказаться от цели, признаваемой «очевидной» и законной даже Черчиллем. Поддержка, которую Мао оказал два года до этого Хрущёву, по установлению санитарного контр-кордона, в котором нуждается ведущая страна соцлагеря, окажется бесполезной. Однозначное участие в борьбе двух лагерей отныне не представляется для китайских лидеров средством восстановления национального единения и окончания периода колониального унижения. Если не использование военной силы, то угроза военной силой и, в первую очередь атомным оружием, оказало решительное влияние на ход третьей мировой войны. В свете сказанного выше было бы целесообразно переосмыслить сложившееся прочтение «краха» СССР и лагеря, который он возглавлял.

Однако категория «Третья мировая Война» имеет смысл лишь в том случае, если не интерпретировать её исключительно как «мировую войну в виде навязанных гражданских войн» между двумя несовместимыми идеологиями и враждебными социально-политическими системами. Не принимать во внимание этот аспект равнозначно отказу от осмысления 20-го века во всей его сложности. Эту проблему мы рассмотрели ранее [71]. Здесь же следует сконцентрировать наше внимание на Соединённых Штатах. Вступив в Первую мировую Войну, Вильсон осуществляет передачу Виргинских островов Дании, аннексию Пуэрто-Рико, укрепление контроля над Кубой и Гаити и преобразование Карибского моря фактически в американское озеро [72]. США обрушивают свою мощь только в последней фазе первого мирового конфликта, как раз в тот момент, когда воюющие стороны истощены и обескровлены. Сразу же после вступления в войну в письме к полковнику Хаузу Вильсон так высказывается в отношении своих «союзников»: «Когда война закончится, мы сможем подчинить их нашему образу мышления, потому что, кроме всего прочего, по финансовому состоянию они окажутся в наших руках» [73]. Что касается Второй мировой Войны, Ф.Д. Рузвельт, который не случайно читал Мак Махана (теоретика и глашатая геополитики и стратегической значимости морского флота и морских баз), в первую очередь прибирает к рукам английские базы, обменяв их в 1940 году на крейсеры [74]. Нечто аналогичное происходит и во время холодной войны или Третьей мировой Войны.

Перед финальным наступлением на советскую зону доктрины Монро США подчиняют себе британскую зону. С другой стороны, усиливая в этот же период военное давление на Китай, они делают ещё более хрупкими отношения с СССР, который в свою очередь дискредитирован венгерскими событиями. В этом смысле 1956 год, когда эстафета от Суэцкого канала передаётся в Будапешт, представляет собой поворот к Третьей мировой Войне. И в это время пророчествами и воззваниями теоретиков и проповедников «исключительности» северо-американской республики в сознание людей начинает устанавливаться вера в «американский век».

Кризису и разрушению советской империи соответствует триумфальный возврат к классической доктрине Монро с вторжениями, отныне беспрепятственными, сначала в Гренаду, затем в Панаму. Но в настоящее время доктрина Монро стремится принять планетарный масштаб. Односторонне принятым эмбарго в отношении Кубы и Ирака Вашингтон стремится придать всемирную значимость. Утверждения об американской исключительности и превосходстве приобретают всё более и более высокопарный тон. Буш: «Я вижу Америку как лидера, как единственную нацию, играющую особую роль в мире». Клинтон: Америка – это «первая из всех демократий в мире», и она «она должна вести за собой весь мир»; « наша миссия вне времени». Киссинджер: «Мировое лидерство присуще власти и американским ценностям». После своего переизбрания Клинтон заявляет: «Сегодня я благодарю Бога за то, что родился американцем». Если в 1953 году Эйзенхауэр старался подчеркивать разницу «между мировым лидерством и империализмом», сегодня эта озабоченность радикально сведена к нулю: идеологи внешней политики республиканской партии теоретизируют о «доброжелательной мировой гегемонии», берущей своё начало со времён Вашингтона [75]. С другой стороны, известный американский политолог постоянно сравнивает свою страну с Римской империей: по примеру античного Рима, который использовал против своих врагов осаду, США должны прибегать к эмбарго, чтобы расправиться со своими врагами, сводя к минимуму свои собственные потери [76].

Ничто не вечно, и на смену одному периоду приходит другой. Событием, которое в значительной мере скажется на кризисе 1956 года в Польше, будет назначение на пост министра обороны маршала Рокоссовского, который является в то же время и российским гражданином. В ельцинской России, в течение длительного времени должность вице секретаря Совета Безопасности занимал «банкир, нефтяной король, телевизионный предприниматель, коммерсант и бизнесмен Борис Березовский».

Тот факт, что у него было «двойное гражданство, российское и израильское, и, следовательно, двойной паспорт», никак не помешал его восхождению «в высшие эшелоны российской политической власти». Соединённые Штаты, иронично комментировал один известный итальянский журналист во время «сенсационного открытия», «держат в своих руках ключи по контролю» над российской армией и, следовательно, «есть ли разница в том, что безопасность России будет поручена израильскому гражданину, американскому или русскому? [77]. Пусть об этом беспокоятся политики, исповедующие национализм, отвергнутый историей, - такова точка зрения американских властей, которые сегодня мыслят лозунгами советских лидеров золотой поры, когда Москва руководила «социалистическим лагерем».

Могут ли эти лозунги, которыми сегодня размахивают исключительно только США, служить залогом прочного успеха? Они уже наталкиваются на явное сопротивление стран, таких, как Китай и Франция, которые традиционно оказывали сопротивление разного рода доктринам Монро. Но может показаться интересным послушать также голоса, доносящиеся из стран, которые не играют первостепенную роль в международных отношениях. Серджио Романо, писатель, который может похвастаться своей долгой дипломатической карьерой, призывает Италию «скорректировать неравные отношения с Америкой» : «Наша страна является американским вассалом». Необходимо повторно обсудить и переосмыслить американское военное присутствие на нашей территории: «Сегодня могут возникнуть ситуации, в которых американцы будут использовать военные базы в целях, которые не соответствуют итальянским национальным интересам (…) следовательно, военные базы становятся болевыми точками в итало-американских отношениях» [78].]. Мы снова обращаемся к замечанию Мао Цзе Дуна, который сказал, что американские военные базы держат под прицелом в большей степени «промежуточные зоны», а не только СССР.

Романо заканчивает свой эссе так: «Проблема итало-американских отношений – это по существу проблема национальной гордости» [79]. Национальный вопрос не исчез. Три зоны доктрины Монро, о которых говорил Бевин в 1946 году, две зоны, на которые ссылался Кеннеди в 1961 году, сегодня явно сведены к одной, однако ничто не даёт оснований считать, что этой планетарной зоне доктрины Монро суждена вечная жизнь.

Перевод
Эдуард Феоктистов

Эта статья первоначально была опубликована в 1996 году.

Библиографические ссылки

 Nello Ajello, 1979
Intellettuali e PCI 1944/1958, Laterza, Bari.

 Stephen E. Ambrose, 1991
Eisenhower. Soldier and President (1983-84), Simon & Schuster, New York.

 Alberto Asor Rosa, 1969
Scrittori e popolo. Il populismo nella letteratura italiana contemporanea (1965), Samonà e Savelli (III éd.), Roma.

 R. Bass-E. Marbury, 1962
Mosca-Belgrado. I documenti della controversia 1948-1958, tr. it. de Lucia Rodocanachi, Schwarz, Milano.

 Ian Black & Benny Morris (présenté par), 1991
Israel’s Secret Wars. A History of Israel’s Intelligence Services, Grove Weidenfeld, New York.

 Peter G. Boyle (présenté par), 1990
The Churchill-Eisenhower Correspondence 1953-1955, The University of Carolina Press, Chapel Hill and London.

 Michael Brecher, 1965
Nehru. A Political Biographie (1959), tr. it. de Corrado Pavolini, Vita di Nehru, Il Saggiatore, Milano

 Giulietto Chiesa, 1996
«Non temete la Russia. E’ in buone mani (altrui)», La Stampa, 7 novembre.

 Henry S. Commager (présenté par), 1963
Documents of American History (VII ed.), Appleton-Century-Crofts, New York.

 André Fontaine, 1967
Histoire de la guerre froide, Fayard, Paris

 Steven Z. Freiberger, 1992
Dawn over Suez. The Rise of American Power in the Middle East, 1953-1957, Ivan R. Dee, Chicago.

 Timothy Garton Ash, 1996
«Hungary Revolution: Forty Years On», The New York Review of Books, 14 novembre.

 Robert M. Gates, 1996
From the Shadows: The Ultimate Insider Story of five Presidents ad How They Won the Cold War, Simon & Schuster, New York.

 Milovan Gilas, 1978
Conversations with Stalin (1962), tr. it. de Elena Spagnol Vaccari, Conversazioni con Stalin, Feltrinelli (Universale Economica), Milano.

 Richard Hofstadter et Beatrice K. Hofstadter, 1982
Great Issues in American History (1958), Vintage Books, New York.

 Claude Julien, 1968
L’Empire américain, Grasset, Paris.

 Henry Kissinger, 1994
Diplomacy, Simon & Schuster, New York.

 Kevin Klose, 1996
Radio Responds, lettre à l’International Herald Tribune du 15 novembre.

 Gabriel Kolko, 1994
Century of War. Politics, Conflict, and Society Since 1914, The New Press, New York.

 William Kristol and Robert Kagan, 1996
«Toward a Neo-Reaganite Foreign Policy», Foreign Affairs, juillet/août.

 Vladimir I. Lénine, 1955
Opere complete, Editori Riuniti, Roma, 1955 et suivantes.

 Davis Newton Lott (présenté par), 1994
The Presidents Speak. The Inaugural Adresses of the American Presidents, from Washington to Clinton, Henry Holt and Company, New York.

 Domenico Losurdo, 1996
Il revisionismo storico. Problemi e miti, Laterza, Roma-Bari. Le révisionnisme en histoire. Problèmes et mythes, tr. française de Jean-Michel Goux, Albin Michel, Paris, 2005

 Edward Luttwak, 1995
«Toward Post-Heroic Warfare», Foreign Affairs, mai/juin.

 Michael A. Lutzker, 1987
«The Precarious Peace: China, the United States, and the Quemoy-Matsu Crisis, 1954-1955, 1958», Joan R. Challinor and Robert L. Beisner (présenté par), Arms At Rest. Peacemaking and Peacekeeping in American History, Greenwood Press, New York.

 Mao Zedong, 1975
Opere scelte, Edizioni in lingue estere, Pechino, vol. IV.

 Arno J. Mayer, 1967
Politics and Diplomacy of Peacemaking. Containment and Counterrevolution at Versailles, 1918-1919, Knopf, New York.

 George J. A. O’Toole, 1991
Honorable Treachery. A History of U. S. Intelligence, Espionage, and Covert Action from the American Revolution to the CIA, The Atlantic Monthy Press, New York.

 Renmin Ribao (Quotidien du Peuple), 1971.
«Ancora a proposito dell’esperienza storica della dittatura del proletariato» (1956), article paru de façon anonyme, publié dans Sulla questione di Stalin (III ed.), Edizioni Oriente, Milano.

 Andrea Riccardi, 1992
Il Vaticano e Mosca 1940-1990, Laterza, Roma-Bari.

 Sergio Romano, 1995
Lo scambio ineguale. Italia e Stati Uniti da Wilson a Clinton, Laterza, Roma-Bari.

 Arthur M. Schlesinger jr., 1967
A Thousand Days. John F. Kennedy in the White House (1965), Fawcett Crest, New York.

 Arthur M. Schlesinger jr., 1992
«Four Days with Fidel: a Havana Diary», The New York Review of Books, 26 mars.

 Carl Schmitt, 1991
Der Nomos der Erde im Völkerrecht des Jus Publicum Europaeum (1950); tr. it. de Emanuele Castrucci et presentation de Franco Volpi, Il nomos della terra nel diritto internazionale dello «Jus Publicum Europaeum», Adelphi, Milano.

 Michael S. Sherry, 1995
In the Shadow of War. The United States Since the 1930, Yale University Press, New Haven and London.

 Stalin, 1953
«Discorso al XIX congresso del Partito Comunista dell’Unione Sovietica» (1952), Problemi della pace, pref. de Pietro Secchia, Edizioni di Cultura Sociale, Roma.

 Evan Thomas, 1995
The Very Best Men. Four Who Dared. The Early Years of the CIA, Simon & Schuster, New York.

 Hugh Thomas, 1988
Armed Truce. The Beginnings of the Cold War 1945-46 (1986), Sceptre, London.

 Vanna Vannuccini, 1996
«L’Ungheria di oggi assiste indifferente alla festa nazionale», La Repubblica du 23 octobre.

 Tony Judt, 1998
«On the Brink», New York Review of Books du 15 janvier.

[1Gilas, 1978, p.121.

[2H. Thomas, 1988, p. 296.

[3Schlesinger Jr., 1967, p. 338.

[4Amiral Miklós Horthy de Nagybánya, régent du Royaume de Hongrie de 1920 à 1944, ndlr.

[5Schmitt, 1991, p. 409.

[6in Lott, 1994, p. 304.

[7Staline, 1953, p. 151-2.

[8Staline, 1953, p. 153-4.

[9in Ambrose, 1991, p. 377.

[10in Sherry, 1995, p. 182.

[11Sherry, 1995, p. 207.

[12in Kissinger, 1994, p.553.

[13in Hofstadter et Hofstadter, 1982, vol. III, p. 431.

[14E. Thomas, 1995, p. 34-9, 70 et 142.

[15Boyle, 1990, p. 33.

[16Riccardi, 1992, p. 166-7.

[17Riccardi, 1992, p. 165.

[18Riccardi, 1992, p. 174.

[19O’Toole, 1991, p. 466-7.

[20Kissinger, 1994, p. 556-7.

[21in Garton Ash, 1996, p. 18.

[22E. Thomas, 1995, p.33.

[23H. Thomas, 1988, p. 223.

[24E. Thomas, 1995, p. 142.

[25in Kissinger, 1994, p.557.

[26in Garton Ash, 1996, p. 19.

[27Klose, 1996.

[28Kissinger, 1994, p. 563.

[29Kissinger, 1994, p. 557-563.

[30in Hofstadter et Hofstadter, 1982, vol. p. 431.

[31Garton Ash, 1996, p. 19.

[32Kissinger, 1994, p. 567

[33Kolko, 1994, p. 159.

[34Mayer, 1967, p. 554.

[35in Mayer, 1967, p. 551-2.

[36in Mayer, 1967, p. 540.

[37in Kissinger, 1994, p. 561.

[38Lénine, 1955, vol. XXI, p. 90.

[39Lénine, 1955, vol. XXII, p. 308.

[40Schlesinger jr., 1992, p. 25.

[41Plus exactement «aux» mondes islamiques, comme l’ont montré Todd et Courbage, «Le rendez-vous des civilisations», E. Todd et Y. Courbage, Seuil, septembre 2007, ndlr.

[42Lénine, 19(5, vol. XXII, p. 350.

[43Palmiro Togliatti (1893 -1964), secrétaire général historique du Parti communiste italien, ndlr.

[44in Ajello, 1979, p. 537.

[45Alberto Asor Rosa, écrivain et homme politique italien.

[46Asor Rosa, 1969, p. 156-7 et note.

[47O’Toole, 1991, p. 470.

[48E. Thomas, 1995, p. 35-6 ; O’Toole, 1991, p. 454.

[49Vannuccini, 1996, p. 17.

[50Ancienne appellation de l’île de Taïwan, ndlr.

[51Lutzker, 1987, p. 178.

[52Romano, 1995, p. 68-9.

[53in Bass-Marbury, 1962, p. 57-9.

[54Brecher, 1965, p. 47.

[55Renmin Ribao, 1971, p. 36-7.

[56Mao Zedong, 1975, p. 95-6.

[57Black Morris, 1991, p. 168-9.

[58Boyle, 1990, p.193.

[59Boyle, 1990, p. 135.

[60Fontaine, 1967 vol. II, p.114.

[61Boyle, 1990, p.138.

[62Freiberger, 1992, p. 165 et 252.

[63Freiberger, 1992, p. 178 et 263.

[64Freiberger, 1992, p. 190.

[65Fontaine, 1967, vol. II, p. 280.

[66Fontaine, 1967, vol. II, p. 270.

[67Freiberger, 1992, p. 9 et 26.

[68Commager, 1963, vol. II, p. 647.

[69Gates, 1996. Robert Gates est devenu par la suite secrétaire à la Défense de George W. Bush et de Barack Obama.

[70L’ancien secrétaire à la Défense Robert McNamara avait dressé en 1991 pour une conférence à la Banque mondiale un tableau des pertes enregistrées sur les différents théâtres d’opérations dont le total dépasse les quarante millions, ndlr.

[71Losurdo, 1996.

[72Julien, 1968, cap. IV.

[73in Kissinger, 1994, p. 224.

[74Losurdo, 1996, p. 143-4.

[75Kristol et Kagan, 1996, p. 20.

[76Luttwak, 1995, p. 116-7.

[77Chiesa, 1996.

[78Romano, 1995, p. 77.

[79Romano, 1995, p. 77.